Страница Владимира Ковальджи

..


"Бедный желудок"
или Михайло Ломоносов предупреждает:

(для газеты "НГ-религии")


В последние годы многие социологические службы и интернет-сайты проводят опросы на тему «соблюдаете ли вы Великий пост» (имеется в виду – минимум, в еде). Процент отвечающих положительно (т.е., соблюдающих пост «строго» или «строго с послаблениями») получается различный, но все же достаточно весомый. Во всяком случае (вот парадокс!), значительно больший, чем процент приходящих на Пасхальную службу. Это знамение нашего времени – иденцифицируют себя как «православные» чуть ли не три четверти (из коих далеко не все вообще в Бога верят, не говоря уже о знании догматических основ православия), постится так или иначе примерно каждый десятый, а вот на главную службу церковного года приходит (точнее, «заходит» – ибо сводки МВД фиксируют только кол-во участников пасхального крестного хода, а не остающихся до конца Литургии) примерно один из пятидесяти…

Однако ж, «разговляться» на Пасху собираются практически все!

Непостившимся это ничем особо не грозит (разве что, банальным похмельем). А вот «постников» подстерегают некоторые опасности. Впрочем, они далеко не новы – традициия тут стара и богата.

Два с половиной века назад великий русский ученый и литератор Михайло Ломоносов в письме гр. Шувалову изожил свои мысли по этому поводу (и не только), обозначив их как наброски трактата «О сохранении и размножении российского народа». Опуская то, что касается уже прошедших сейчас масленицы и резкого перехода к Великому посту, обратимся к наступающим скоро дням «разговения». Изменилось ли что-то за четверть тысячелетия? Читаем Ломоносова:

«…приближается светлое Христово воскресение, всеобщая христианская радость; тогда хотя почти беспрестанно читают и многократно повторяются страсти Господни, однако мысли наши уже на Святой неделе. Иной представляет себе приятные и скоромные пищи, иной думает, поспеет ли ему к празднику платье, иной представляет, как будет веселиться с родственниками и друзьями, иной ожидает, прибудут ли запасы из деревни, иной готовит живописные яйца и несомненно чает поцеловаться с красавицами или помилее свидаться.

Наконец заутреню в полночь начали и обедню до свету отпели. Христос воскресе! только в ушах и на языке, а в сердце какое Ему место, где житейскими желаниями и самые малейшие скважины все наполнены. Как с привязу спущенные собаки, как накопленная вода с отворенной плотины, как из облака прорвавшиеся вихри, рвут, ломят, валят, опровергают, терзают. Там разбросаны разных мяс раздробленные части, разбитая посуда, текут пролитые напитки, там лежат без памяти отягченные объядением и пьянством, там валяются обнаженные и блудом утомленные недавние строгие постники.»

И тут Михайло Васильевич поднимает «штиль» до пророческого (и цитирует пророка Исаию):

«О истинное христианское пощение и празднество! Не на таких ли Бог негодует у пророка: «Праздников ваших ненавидит душа Моя и кадило ваше мерзость есть предо Мною!»»

Живописав картину «разговения», Ломоносов, конечно же, не ограничивается жанром обличительной проповеди. Он прежде всего ученый, который в данном случае рассматривает демографическую проблему (вы думали, сия проблема у нас недавно появилась? Как бы не так). Поэтому он переходит далее к научному обоснованию проблемы разговения и его печальных последсвий:

«Между тем бедный желудок, привыкнув через долгое время к пищам малопитательным, вдруг принужден принимать тучные и сильные брашна в сжавшиеся и ослабевшие проходы и, не имея требуемого довольства жизненных соков, несваренные ядения по жилам посылает, они спираются, пресекается течение крови, и душа в отворенные тогда райские двери из тесноты тела прямо улетает.»

Картина «послепасхального мора» подтверждается ссылкой на вот такой источник почти прямой статистики:

«Для уверения о сем можно справиться по церковным запискам: около которого времени в целом году у попов больше меду на кутью исходит?»

Вывод ясен:

«Неоспоримое есть дело, что неравное течение жизни и крутопеременное питание тела не токмо вредно человеку, но и смертоностно, так что вышеписанных строгих постников, притом усердных и ревностных праздниколюбцев, самоубийцами почесть можно.»

Кроме того, чуть выше, говоря о Великом посте, который приходится на конец зимы и раннюю весну (самая поздняя Пасха – конец апреля по ст. стилю), Ломоносов обращает внимание на неприятные для здоровья особенности этого времени года в отечественном климате:

«…начало весны, когда все скверности, накопленные от человеков и от других животных, бывшие во всю зиму заключенными от морозов, вдруг освобождаются и наполняют воздух, мешаются с водою и нам с мокротными и цынготными рыбами в желудок, в легкое, в кровь, в нервы и во все строение жизненных членов человеческого тела вливаются, рождают болезни в здоровых, умножают оные в больных и смерть ускоряют в тех, кои бы еще могли пожить долее.»

Что же делать? Разъяснения, увещания и вообще просвещение – это, конечно, замечательно. Однако, заранее известно, что их эффективность далеко не так высока, как хотелось бы. Поэтому Михайло Васильевич предлагает нечто большее; на первый взгляд – просто революционное:

«Если б наша масленица положена была в мае месяце, то великий пост был бы полной весне и в начале лета, а св. неделя около Петрова дня…»

Т.е., предлагает попросту перенести празднование Пасхи на конец июня – начало июля! Тогда Великий пост приходился бы на конец весны и начало лета, что означает для наших краев уже наличие «новых плодов земных и свежих рыб и благораствореного воздуха», да и «сверх того, хотя бы кто и напился, однако, возвращаясь домой, не замерз бы по дороге, как о масленице бывает, и не провалился бы под лед, как случается на св. неделе».

Но разве могут такие природно-климатические аргументы быть достаточными для столь радикальных изменений в церковном календаре? Разве может общий праздник вселенской Церкви зависеть от специфики местных условий? Великий русский ученый с горячей убежденностью отвечает: да, может!

«Я к вам обращаюсь, великие учители и расположители постов и праздников, и со всякими благоговением вопрошаю вашу святость: что вы в то время о нас думали, когда св. великий пост поставили в сие время (т.е. раннюю весну – ВК)? мне кажется, что вы по своей святости, кроткости, терпению и праводушию милостивый ответ дадите…»

И далее Ломосов с дерзновением решается дать ответ от лица святых отцов – в полной уверенности, что он мог бы быть именно таким и не иначе:

«Вы скажете:»Располагая посты и праздники, жили мы в Греции и в земле обетованной. Святую четыредесятницу тогда содержать установили, когда у нас полным сиянием вешнего солнца земное богатое недро отверзается, произращает здоровыми соками наполненную молодую зелень и воздух возобновляет ароматными духами; пению нашему для славословия Божия соответствовали бы журчащие ручьи, шумящие листы и воспевающие сладкогласые птицы.

А про ваши полуночные стороны мы рассуждали, что не токмо там нет и не будет христианского закона, но ниже единого словесного обитателя ради великой стужи. Не жалуйтесь на нас! Как бы мы вам предписали есть финики и смоквы и пить доброго виноградного вина по красоуле, чего у вас не родиться? Расположите, как разумные люди, по вашему климату, употребите на пост другое способнейшее время или в дурное время пользуйтесь умеренно здоровыми пищами. Есть у вас духовенство, равную нам власть от Христа имеющие вязати и решити. Для толь важного дела можно в России вселенский собор составить: сохранение жизни толь великого множества народа того стоит. А сверх того, ученьем вкорените всем в мысли, что Богу приятнее, когда имеем в сердце чистую совесть, нежели в желудке цынготную рыбу, что посты учреждены не для самоубивства вредными пищами, но для воздержания от излишества, что обманщик, грабитель, неправосудный, мздоимец, вор и другими образы ближнего повредитель прощения не сыщет, хотя бы вместо обыкновенной постной пищи в семь недель ел щепы, кирпич, мочало и глину и уголье и большую бы часть того времени простоял на голове вместо земных поклонов. Чистое покаяние есть доброе жите, Бога к милосердию, к щедроте и к люблению нашему преклоняющее. Сохраните данные Христом заповеди, на коих весь закон и пророки висят: «Люби господа бога твоего всем сердцем (сиречь не кишками) и ближнего как сам себя (т.е. совестию, а не языком)».»

Трудно что-нибудь добавить к этой вдохновенной речи…

Конечно, в наши дни демографический урон от поста и разговения, вероятно, значительно ниже и занимает в списке причин летального исхода не столь серьезное место, чтобы и впрямь передвигать Пасху на середину лета. Но прислушаться к самим принципам здравой логики одного из достойнейших в нашей истории людей совсем не лишне.

Напоследок, раз уж мы коснулись с помощью Ломоносова так живо обсуждаемой ныне демографической проблемы, то коснемся с его же помощью и другого злободневного вопроса – о клерикализации сфер образования и воспитания. В примечаниях к письму с изложением идеи трактата Михайло Васильевич говорит об «обязанностях духовенства» следующее:

«…духовенства не одна только должность, чтобы Богу молиться за за кого они должны, но и обучать страху Божию и честным нравам словом и примером, а особливо молодых людей».

И даже выражает уверенность, что:

«Ежели надлежащим образом духовенство должность свою исполнять будет, то благосостояние общества несравненно и паче чаяния возвысится…»

Однако, весь вопрос в том, насколько может оно явить именно надлежащий пример, а не одни слова. Сколь ни важен сам по себе предмет обучения и проповеди, их эффективность сильнейшим образом зависит от личности учителя и проповедника:

«Хорошо давать законы, ежели их исполнять есть кому. Посмотрите в Россию, посмотрите в благоустроенные государства. Пусть будет примером Германия.
Тамошние пасторы не ходят никуда на обеды, по крестинам, родинам, свадьбам и похоронам, не токмо в городах, но и по деревням за стыд почитают, а ежели хотя мало коего увидят, что он пьет, тотчас лишат места. А у нас при всякой пирушке по городам и по деревням попы – первые пьяницы.»

А насколько сильно отличается в этом плане день сегодняшний от времен Ломоносова?


 

Рейтинг@Mail.ru